Впервые о Карпатах я узнал в детстве, прочитав название на газовой плите у нас на кухне. Мне рассказали, что где-то в глубине Европы через границы нескольких стран проходит горный массив, напоминающий подкову. И сразу у меня появилась мечта — побывать в тех краях. Польшей я заразился пару лет назад после фильмов Ежи Хоффмана. А уж реальная возможность побывать в этой стране и заехать на украинские Карпаты появилась этим летом. Сперва я съездил в мае месяце во Вроцлав (нем. Бреслау).
Столица Силезии, город очень выразителен своим историческим центром, а окраины представляют собой убогие коммунистические трущобы. Через Вроцлав протекает в своём среднем течении знаменитая река Одра (нем. Одер). Посчастливилось мне поучаствовать и в Ювеналии — студенческом фестивале под открытым небом. Порадовало умение поляков шумно веселиться и поразила одна картина: по зову со сцены, установленной на главной площади Вроцлава, со всех концов города потянулись толпы студентов, разряженных кто во что горазд и представляющих каждый свой факультет немалочисленных вузов силезской столицы. Интересный факт: современное население Вроцлава появилось в городе после Второй мировой в результате «Великого сталинского переселения народов». Тогда силезских немцев (кои составляли наизначительнейшую часть населения) отправили в Германию, а на их место поселили львовских поляков, чей город, в свою очередь, заняли малороссы.
Во Львов мы ещё вернёмся в этом повествовании, а покамест переместимся в Варшаву. Через Варшаву я ехал во Вроцлав-Бреслау. В Варшаву же я вернулся во второй раз в начале июня вместе с моими соседями по норвежскому общежитию, поляком и чешкой, с которыми мы решили попутешествовать по Польше, заглянув в Краков и польские горы Высокие Татры.
Варшава — это та Москва, которую мы потеряли совсем недавно. Старая Москва, с зелёными улицами, деревянными особняками, старинными соборами, с чадящими «Икарусами» и толкучим рынком. С огородами под окнами спального района и аэропортом в черте города. С гостеприимными семьями, открытой и живмя живущей молодёжью и отличной свининой с хреном в забегаловке возле вокзала. С вежливыми милиционерами (под своим новым названием «полицейские») и памятными знаками о Повстанье Варшавскем. С коренным населением и приверженностью христианским традициям. Не без бомжей и грязи. (Но, по рассказам,проститутки не работали в день траура по их польскому Папе Иоанну Павлу). Поляки в обиде за то, что русские ходили как по паркету по их Ойчизне все последние века. Но помнят, что страдали и от шведов с немцами — в своё время. От русских, вот, — только недавно. И, к сожалению, русских редко отделяют от советских. И ещё интересный факт: слово «русский» употребляется современными поляками с пренебрежительным оттенком, нормальными словами являются «россиянин» и «российский». Но что хотелось бы подчеркнуть: ни разу за этот год плотного общения с поляками мне не встретилось резко-негативное отношение к русским как таковым и ко мне в частности. Может, старому поколению, что пережило войну и советскую оккупацию (которая была, по их словам, сильно хуже немецкой) труднее спокойно и беспристрастно общаться с русскими, а с молодёжью нам что делить? Новый мир, новые отношения. Поляки открыты, эмоциональны и дружелюбны. Я считаю — наши люди.
После полуторадневного знакомства с Варшавой и великой рекой Вислой мы направили наши стопы на юг, в Краков. Краков меня не очаровал. Европейский городок, древняя соляная копь, красивый городской замок, интересный разноглавый собор. Погуляв по городу до заката, отправились мы в горы. Наилучшим местом дислокации для осмотра польских Татр (северо-западной оконечности карпатской «подковы» на границе Польши и Словакии) является Закопане, знаменитый горнолыжный курорт, излюбленное место отдыха всех поляков. Мои поляк и чешка уговаривают меня поселиться в кемпинге душа и кухни ради. Кемпинг абсолютно советский, как и тётка-администратор, душевая комната и «удобства».
На следующий день по приезде мы направляемся на мини-восхождение: гора Каспровый Верх, 1860 м. Восходить на высочайшую точку Польши, гору Рысы высотой 2499 м., нас отговорили аборигены, рассказав про снег и лёд на вершине (а у нас не было снаряжения). В итоге мы недолго наслаждались видами долин у подножья горы — с высоты 1500 мы попали в плотное облако. На затянутой мглой вершине нам повстречались залётные австралийцы. После съедения горячего супа со свиными рёбрами мы решили возвращаться по другой тропе. По вершине Каспрового Верха проходит государственная граница Польши и Словакии, так что в прежние времена там можно было встретить словацкого пограничника с собакой, а со вступлением обеих стран в Шенген двадцать первого декабря 2007-го года необходимость в собаках и пограничниках отпала. Во время спуска с горы нам встретилась небольшая групка католических монахинь, которых мой поляк приветствовал специальным обращением, означающим «радуйтеся о Бозе!» У подножия горы на поляне преспокойно жевал травку прекрасный благородный олень. Вообще, Высокие Татры — это национальный парк со вполне ухожеными лесами и лесниками, передвигающимися исключительно на наших «нивах» и «козлах». Вечер закончился в гуральском ресторане(местные горцы прозываются гуралами), где мне довелось отведать прекрасное подогретое пиво с малиной и гвоздикой. Усталые и довольные, мы отправились спать в нашу палатку, оставленную вместе с большей частью вещей в кемпинге (вот ещё какой есть в кемпинге плюс!)
На следующее утро пришло время расставаться. Вообще, я собирался поехать в гости к чешке в Моравию, в городок Хранице, настоящего пива попить, но не хватило денежных и временных ресурсов, поскольку перемещаться автостопом Катка отказалась. При сборах рюкзака обнаружилась пропажа цифрового фотоаппарата. Я, к сожалению, не помнил, где я его в последний раз видел. Всё сводилось к тому, что я оставил его в рюкзаке в тамбуре палатки, а ночью кто-то вполне мог его скоммуниздить. Больше всех от данного факта сконфузился поляк. Как потом мне объяснили во Львове, гонор поляков именно в том и проявляется — в гиперпатриотизме. Никто и ничто не должно чернить светлого образа Польски. А тут целая кража... Камил, как заведённый, повторял, мол, надеюсь, этот эпизод не заставит тебя думать о моей стране в негативном ключе. О, нет! Это могло случиться где угодно. Так я ему отвечал. Расстались у дверей маршрутки, помчавшей меня к словацкой границе.
Дальнейший план был проехать Словакию автостопом и заночевать уже в столице украинского Закарпатья, городе Ужгороде, а затем углубиться в Карпаты и совершить восхождение на Говéрлу, высшую точку Украины. После этого я намеревался посетить Ивано-Франковск (старый Станислав), и затем остановиться во Львове у родителей моей приятельницы по норвежскому общежитию, откуда на поезде поехать в Москву.
Стоп в Словакии с самого начала заладился. Сперва остановился поляк. С ним я говорил на том ломаном польско-русском языке, на котором старался разговаривать со всеми поляками до этого. Язык этот состоит из польских слов, которых я нахватался во время общения с приятелями Камила, и русской граматики с периодическими проблесками польских конструкций. Поляки смеялись, исправляли меня, но понимали — а это самое главное. Первый водитель провёз меня километров шестьдесят и высадил в маленьком городишке. Я был шокирован количеством цыган, которые так контрастировали с окружающим немецким ландшафтом! Проходя мимо одной из групок цыганской молодёжи, я услышал брошенное в мою сторону (не процитирую точно) «чи младый пан на вóйну идэ?». У меня был столитровый походный рюкзак камуфляжного окраса, оливковые штаны армейского покроя, не по уставу закатанные до колена, и кепка в тон. Кстати, я впервые осознал важность головного убора. Эта кепка уберегала меня от электрического света в автобусах и от солнечных лучей, от едкого пота, заливавшего глаза во время восхождений, от холодного ветра на вершинах и от всяческого сора в карпатских лесах.
Выйдя за пределы цыганского местечка, я сразу же застопил пожилого словака. Он-то мне и поведал на английском языке страшную историю. Немцев, населявших окрестности, говорил он, во время «Великого сталинского переселения народов» выселили в Германию, а в их опустевшие дома разрешили заселиться цыганам. И регион пришёл в упадок. Следующий водитель не говорил на иностранных языках, отчего мне пришлось изъясняться на том польском, о котором я рассказывал выше. И мы поняли друг друга! Хотя, мне было трудно понимать чистый словацкий. И вот я на трассе Е-50, ведущей на Украину. И мне снова везёт: в течение десяти минут мне застопился бизнесмен на прекрасной иномарке с кондиционером. И мне удалось его отблагодарить за помощь, просто общаясь с ним по-английски. К нему вскоре приезжали друзья из Канады, так что языковая практика ему очень пригодилась. Был он хоккеистом в своё время, и сын его хоккеист. Советские времена вспоминает без большого удовольствия. Торгует «Бентли» и «Альфа Ромео». Подвозит студентов, которые в Словакии на выходные из универов автостопом ездят домой. Так что, стоп в Словакии очень благодатен. А сама страна зелена, гориста и просто очаровательна. К сожалению, у меня не было времени осмотреть ни одного города, а, между прочим, в Кощице находится самый восточный в мире готический собор. И это самый красивый город Словакии. А в Прешове есть своё пиво. Из Кощице в Михаловце меня подвёз пожилой словак, прекрасно говоривший по-русски. На самом деле, его мать была русинкой*, но с родным языком венгерским, а отец — наполовину русин, наполовину словак. Этот водитель с болью вспоминал об утрате советского порядка. Тогда было распределение после института, а теперь полно молодых безработных. Тогда была бесплатная медицина, а теперь лечат только богатых. Тогда не было разгула преступности и наркотиков. И так далее.
В Словакии интересные города и сёла. На площадях соседствуют католический костёл (куда ходят словаки и венгры, а раньше — и немцы), лютеранская кирха (словаки) и греко-католическая церква (русины). Я стоял на окраине Михаловце возле греко-католической церкви и со мной заговорила старушка. Я не понимал практически ни слова и только говорил «не розумию». Понял только вопрос «сам?», что означает один ли я еду. На мой кивок она начала качать головой и приговаривать, что «недобре» и лучше бы пойти мне на автобус. И тут она что-то крикнула, а мне по руке что-то ударило. Через секунду я увидел грузовик, который промчался по встречке (я стоял с «автостопной рукой» спиной к нему) и на скорости километров в шестьдесят ударивший бортом мою руку. Я отделался грязью на костяшках. Стой я на полметра правее, не доехал бы я до Украины, и вообще...
Моим последним водителем в Словакии был молодой гомик. Не скрою, в машине мне было не слишком комфортно, но я был спокоен за крепость своего кулака при случае. Ехал гомик в Ужгород к своему другу, с которым он познакомился по интернету. Отличался этот водитель жеманными манерами и праативным смехом. Не зря мне чешки говорили, что в Праге — одни педики! Этот словак прожил в Праге девять лет. Там ему говорили, что у него словацкий акцент, а по возвращении в Кощице ему говорят, что теперь у него акцент чешский. Работает он на шведского промышленного гиганта SCA, производящего различную бумагу и всяческую косметику. В том числе, знаменитую в России бумагу «Зева», обратите внимание! Переехали мы с ним спокойно словацкую границу, а на украинской появилась небольшая загогулина. Гомосек не поглядел на сайте украинского посольства, что для пересечения границы ему потребуется доверенность на автомобиль (выписка из реестра, по определению украинского капитана), если владельцем автомобиля является не он. А машиной владела его фирма. Так вот мы с ним расстались. Он пошёл ставить свою машину на парковку и прааситься пересечь границу с кем-нибудь в машине, а я оказался на нейтральной полосе между Союзом Европейским и бывшим Союзом Советским. Нужно было обязательно вписаться к кому-либо в машину, поскольку на погранпереходе «Верхне Немецке» между Словакией и Украиной пешеходам ходу не ма. Пришлось мне вписываться в машину прямо на нейтралке. Там я стал свидетелем, как погранец пропустил без проверки машину. Но этот же зелёнобереточник помог мне сесть и в машину с молодыми словаками, ехавшими на Украину заправляться, ведь там бензин сильно дешевле. На границе мне попался болтливый хохол, ещё и усомнившийся в подлинности моего загранпаспорта, для подтверждения которой мне пришлось отыскивать на дне рюкзака паспорт российский. В миграционной карте, кстати, можно писать любой адрес — это формальность.
И вот я в Ужгороде. Высадили меня у бензоколонки, и первое, что я увидел, был старик в белой кепке с точилом в чехле на верёвочке, косой косящий траву на бензоколонке. Я Дома!
Подняв глаза к небу, я увидел спелую черешню, гроздьями свисающую с ветвей. Мама миа! Естественно, я наелся черешни и отправился в сторону центра города. И тут что-то меня дёрнуло, и я захотел снять гривен с банковской карточки. Банкомат карточку забрал и не отдал. Но что меня поразило: люди сами подходили ко мне, пока я с понурым видом стоял у банкомата, спрашивали, что случилось, давали телефон позвонить в справочную службу банка, сообщили, что можно переночевать в здании местного МЧС и т.д. Я отправился в поисках обменника, и сразу же на бензоколонке все меня стали спрашивать, кто я, откуда и почему с таким громадным рюкзаком. Услышав историю про карточку, один местный житель решил меня проводить до места, где «молодёжь траву курит, там тебя и примут». Место это находилось на горке возле границы. Эта горка всего недавно была застроена домами «новых украинцев», и мой провожатый утверждал, что даже в «вашей Москве» нет таких богатых особняков. Показав мне направление к молодёжному приюту, он пошёл на закрытый участок, сказав, что если меня не примут, я могу придти, переночевать у него.
Никакого молодёжного приюта в указанном месте не оказалось, а находилась там приличная гостиница. Подойдя к регистрационной стойке, я обратился к администратору с вопросом о возможной ночёвке. Он назвал крупную для меня сумму, я спросил, нет ли в Ужгороде более дешёвых отелей, и после отрицательного ответа распрощался и обречённо отправился странствовать дальше. Но уже в дверях меня догнал вопрос: «А Вы с палаткой?» И мне разрешили расположиться прямо на газоне за гостиницей! А вода из артезианской скважины — в кранах, которыми мне любезно разрешили пользоваться! А спать можно до восьми утра! Краще не бываэ!
Принялся я, как это теперь говорится, инсталлировать палатку на лужайке возле кемпингового вагончика. Дверь вагончика была открыта. Ожидал я увидеть там немца, латыша, поляка, португальца, да хоть норвежца. А на пороге появился негр. Или временный афроукраинец. Мы познакомились с ним. Звали его Франсуа и родом он из Кении. На Украине оказался в связи с нестабильной политической обстановкой на его Родине, в недавнем прошлом — стране-исключении по благополучию среди африканских воюющих и болеющих краёв. Работал он швейцаром в близлежащей гостинице. Сетовал мне чёрный брат на хохлов, вовсе необученных ни английскому, ни гостиничному бизнесу. Польскую колбасу, предложенную мной в знак примирения между белой и чёрной расами (додумано задним числом), съел за милую душу. Из кемпингового вагончика тем временем вышла европейского вида женщина, в годах и в теле. Как оказалось, она — любовница моего афрохохла, бельгийка, примчалась на свидание к любимому из самой Бельгии. В Закарпатье и не такое встретить можно!
В Закарпатской Руси живут вперемешку русины, венгры, румыны, евреи, поляки, немцы, цыгане, украинцы, русские, чехи, словаки и кто-то там ещё — всех не упомнить. В одном квартале, как и в Словакии, можно встретить и костёл, и церкву. Раньше, естественно, были и синагоги в еврейских местечках, но о их существовании в наше время я не слышал и не выяснял у местных.
Следующее утро ознаменовалось одним радостным событием. Среди сменного белья была обнаружена фотокамера. Радости моей не было предела! Только жалко стало, что Словакии не осталось вовсе на моих снимках. Употребив вовнутрь пол банки сгущёнки (за ночь в банку заползли муравьи, и оставшуяся половину получившейся сгущёно-муравьиной биомассы я не осилил пережёвывать), я отправился вниз, в город, с целью найти «Райффайзенбанк», так бессовестно зажевавший мою карточку своим банкоматом, и приобрести куртку от дождя, ибо с неба изливалось много воды. Когда я проходил мимо вчерашней заправки, ко мне выбежал продавец, мой украинский тёзка, и стал участливо интересоваться моей дальнейшей судьбой. Указав, где найти нужный мне банк, Ваня снабдил меня гривной-двадцать на маршрутку и отпустил с Богом. В маршрутке до центра міста бодро играла советская попса рубежа восьмидесятых и девяностых — все эти «Белые розы» и «Яблоки на снегу». Как оказалось — это любимое слушание украинских шофёров. Музыку на «рiдной мове» я встретил только в самом «стане бендеровцев» - в автобусе из Ивано-Франковска во Львов. В ужгородской маршрутке услышал довольно смешное явление: на «Русском Радио-Украина» ведущая зачитывала эсэмэски и ставила песни по заказу исключительно на русском языке, а сама давала комментарии или просто говорила «следующее соообщение от...» по-украински. Это на крайнем-то западе Украины!
Центр мiста-города поразил меня своей «живой жизнью», как говорят преподаватели литературы. Выбитые извозчиками камни мостовой, толкучий рынок с семечками, дешёвым барахлом и доброжелательными продавцами, зазывающими купить свой товар, главная улица с пешеходным движением и имперской австро-венгерской архитектурой, белые рабочие (в противовес чёрным — московско-российским), пережидающие дождь под широкими дубами. Австрийский банк «Райффайзен», что стоит возле великолепной филармонии австрийской же имперской постройки, оказался закрыт в субботу, так что не видать мне моей карточки, как Закарпатью — независимости. Тогда мне оставалось одно — идти на поиски непромокаемой куртки и выезжать на Карпаты. Продавщицы с рынка послали меня в верном направлении — нет, не по всем известному адресу — на улицу Тимирязева, где находится армейский магазин. Дабы найти оного Тимирязева, я стал спрашивать местных, и тут мне попался один небритый и невполне трезвый мужчина, предложивший провести экскурсию по всем магазинам, где могла оказаться непромокабельная одежда. Секонд-хенд увенчался курткой со сломанной молнией, которую я решил купить, авось-либо не найду военторга, а фирменный магазин европейской туристской фирмы — заоблачными ценами. Мой добрый проводник повёл меня дворами на Тимирязева. По дороге он поведал о мафиозных венграх, чьи дома мы проходили мимо, об украинских националистах, которые сидят у него, сына ленинградского рабочего, в печёнках, и о бедности теперешней Украины. Я был благодарен Виктору (так, кажется, звали этого доброго человека, предложившего мне даже свою куртку, по его выражению, «хламиду» - практически, последнюю рубашку!). Зайдя в военторг, я сразу обратил внимание на обилие продаваемых флагов, из коих — ни одного русского, а американских, польских, чешских, английских, немецких, французских — хоть отбавляй. Порадовал выбор различных камуфляжей и многочисленного снаряжения. Итак, улица Тимирязева! Замечу, что за рекламу мне не платили.
Купив нужную мне куртку задёшево, я отправился на маршрутке в сторону автовокзала. Девушки-продавщицы в военторге очень любезно со мной общались (на украинско-русском), несмотря на мой московский выговор. Ни тени национализма под американским флагом (буквально).
Вновь окунувшись в российскую попсу в маршрутке, я вышел у главного городского православного собора. И надо же мне было зайти в церковную лавку! Там я встретил русинского Жириновского. Он стал мне рассказывать про то, как он служил в армии в Плесецке и работал в Нижнем Тагиле, про «тупых» украинских националистов, про Закарпатье, которое «в случае чего» пойдёт за Россией, про любовь к президенту Путину (ой, простите, экс) и про историю его родного края. Через час промывки мозгов я, наконец, откланялся и пошёл на автовокзал, чтобы купить билет до Мукáчева. Мужик-то добрый и хороший, только больно эмоциональный и впечатлительный! До Мукачева ехать пятьдесят минут, и я решил начать стопить в сторону Карпат за этим городом. На подъезде к Мукачеву в стороне от города виден замок на горе. Очень красивое зрелище. Вообще, закарпатские поля зелёные, все засеяные да садами засаженные, горы ещё не виднеются, но низкие карпатские предгорья уже местами чувствуются. С автовокзала до выезда из города идти было прилично. На улице уже пекло — дождь прекратился ещё ранее, в Ужгороде, как раз после покупки куртяжки. Закарпатские жители ездили за покупками — суббота, вторая половина дня. Чувствовал я себя, как дома.
Первая моя машина шла до Хуста. Когда она остановилась, я попросил подвезти меня вперёд по трассе. Меня спросили, мол, что я умею. Первое, что пришло в голову — говорить по-русски. На это водитель ответил «Мы и сами можем», но пошёл открывать багажник для размещения моего «саквояжа». Тут последовал следующий вопрос: «Деньги-то у тебя хоть есть?» Я услышал несерьёзность в вопросе, к тому же, водитель был лет тридцати, а в машине сидели его ровесники — вряд ли он расчитывал на утвердительный ответ, предварительно уложив мой рюкзак в багажник и оценив мой автостопный облик. Я ответил, что, де, путешествую автостопом, без денег вовсе, не возьмёте ли на борт за так. «Да садись ты уже!» - последовал ответ. Сперва обитатели машины продолжили свой разговор. И сразу я заметил, что это какой-то не такой украинский язык! На мой вопрос о употребляемом наречии парень, сидящий рядом на заднем сиденье, ответил, что это закарпатский диалект украинского языка. И тут меня начали спрашивать: откуда, куда, почему один. В особенности переживала по этому поводу девушка на переднем сиденье, сама будучи матерью и представляя, как за меня волнуются там, в России. Заговорили и о русинах. Как то так вышло, что мой сосед по заднему сиденью стал рассказывать про своего деда. Тот дожил до ста лет. Служил в Великую — Первую мировую — войну в австро-венгерской армии, между мировыми войнами — в чехословацкой (Закарпатская Русь входила в Чехословакию на правах автономии между войнами), а во Вторую мировую пошёл снова за венгров. Попал в плен. Вернулся из сталинского лагеря. Тридцать девять килограмм. Но ничего, отъелся. Бабам ходу не давал. Такой вот славный дед!
Следующим водителем была девушка на «Ниве». Ехала она всего-навсего десять километров, но тем самым она спасла меня от дождя. Жила она большую часть года в Люберцах, имела там свою машину, а в Закарпатье приехала в отпуск, родителям помочь. Девушка готова была меня подвезти и дальше, но надвигалась гроза, а она должна была мчаться на помощь родным, чтобы успеть убрать сено до дождя. Распрощались на железнодорожном переезде, и я принялся стопить дальше. Кстати, и первая, и последующие машины останавливались с потрясающей скоростью. Мне не пришлось ждать более десяти минут. Немыслимая скорость стопа для «родной» Скандинавии!
У переезда я скучал недолго. Меня подхватила иномарка с двумя мужиками: седым и бородато-волосатым. Сперва седой водитель включил на полную громкость — чуть перепонки не лопнули — старый добрый рок. Судя по его движениям свободной от руля рукой, он играл на ударных. Оба они ехали на закарпатский курорт, рай для астматиков — трёхсотметровые соляные шахты на берегу речки Тисы. Оба много ходили в горы и отлично, почти без говорка, говорили по-русски. Седой курил трубку и явно наслаждался громким роком. О городе Хуст мне поведали, что эта местность является исторической северной частью Трансильвании, а в хустском замке — о ужас — находился под арестом сам граф Дракула (важная историческая фигура средневековых Балкан и Карпат, отважный борец с османским игом). Седой рокер поведал мне, что в советское время через Тису из Румынии тросами тягали коробки с сигаретами и барахлом — контрабанда. Ведь сёла по трассе А-265, где она приближается к реке Тисе, стоят просто сплошняком и на этом берегу, и на том, где уже Румыния и трасса также идёт вдоль границы. Седой рокер рассказал, что когда «русские» пришли в сорок четвёртом «освобождать» (то, что никогда не принадлежало ни Российской Империи, ни Советскому Союзу), то наделали много гадостей местному населению. В церквях делались конюшни, женщины насиловались, богатые закарпатские хозяйства — а Закарпатье всегда было зажиточным — грабились со страшной силой. Моя поправка о том, что это были, всё же, не русские, а советские, была принята без возражений. А потом седой рокер, указывая на богатые румынские дома по сю сторону границы, гордился, что в «вашей Москве» таких файных домов не сыскать. И что Закарпатье никогда не было ни Россией, ни, тем более, Украиной, а всегда было с Европой и за Европу. Второй рокер, что с бородой, больше молчал, но потом угостил меня квасом, когда мы остановились у жёлтого, знакомого всем с детства бочонка. И ведь только накануне я гадал, есть ли на Украине квас! Есть. И окрошка тоже есть. Так что, не пропадём.
По дороге везде играли свадьбы. Традиция — пройти к статуе Богородицы, чтобы получить от Неё благословение на брак. Это была суббота — самый свадебный день. Удалось мне даже послушать русинскую (гуцульскую) традиционную музыку. А типическая русинка, как мне показалось за время моего краткого пребывания в тех краях, имеет светло русые, даже золотые волосы, стройную фигуру и славянские, не круглые и не раскосые, голубые глаза. Она скорее симпатична и здорова собой, чем сказочно красива. Зато их много таких — симпатичных и фигурных. Такой я увидел молодую русинку.
Рокеры высадили меня посреди богатого румынского села. Там живут украинские румыны. Между собой говорят они по-румынски, с другими — по-украински и по-русски. Богатство их имеет мутное происхождение, мутность которого проясняется, если вспомнить про Румынию — Евросоюз — на том берегу неширокой Тисы (Тесы, как это название произносят местные). Сёла их тянутся десятки вёрст в длину, воистину, нет им ни конца, ни края. Видя такую безнадёжность и пройдя порядочно по богатым бедным сёлам (ржавые остовы заводов, белые виллы, горы мусора и виноградные беседки), я с радостью влез в автобус. Узнав цену до моего пункта назначения — двадцать пять гривен — я отчего-то обиделся и решил покинуть автобус, но водитель остановил меня, спросив, сколько же я готов заплатить. Я произнёс цифру «пять», он сказал, что очень мало, я попросил остановить и открыть дверь, но водитель махнул рукой — садись, мол. Я искренне поблагодарил его, сел и стал приходить в себя. Двадцать пять гривен — это мизерная цена для того расстояния, которое я собирался покрыть. Что называется, меня переклинило с этой суммой в пять гривен. Но дело сделано — я сторговал цену в пять раз, сам того не осознавая. Приглядевшись к карте, я нашёл оптимальную остановку для себя в населённом пункте чуть дальше по трассе, чем было оговорено. Подойдя к водителю, я попросил его остановить мне в Квасах. «Хорошо, - сказал он, - но нужно хоть что-то заплатить». Я предложил семь гривен вместо оговоренных пяти. Тут водитель решил поинтересоваться моей судьбой: как же ты едешь? Вовсе без денег? А что ты ешь? А где спишь? Рассказав душещипательную историю про тушёнку и макароны в рюкзаке, палатку там же и присутствие денег только на билет Львов-Москва (что было не очень далеко от истины), я поблагодарил водителя за понимание, вручил семь гривен и отправился досиживать рейс. Но он остановил меня и вернул деньги. Я сказал: «Договорились же!», на что он ответил: «Да бери, тебе нужно». Так я прокатился на автобусе и человеческой доброте. Говоря, что у меня нет денег, я имел в виду те деньги, что я готов тратить на автобусы. А мой «Икарус», тем временем, ломался и чинился на каждой остановке, местные жители допивали вторую бутылку водки «Хортиця» на задних сидениях, а я сравнивал автостоп с автобусным передвижением — сравнение не в пользу автобуса. Кто мне в автобусе рассказал про Дракулу и советских горе-освободителей? Но вот автобус сломался — на сей раз, надолго. Но это был город Рахов, откуда я мог уже потихоньку выдвигаться к заветной цели — Говерле. Поблагодарив — но не отблагодарив — водителя автобуса, я мимо гуцульской свадьбы, вдоль ревущей Тисы и под накрапывающим дождём пошёл по направлению к выезду из города. На ходу я стопил машины. Уже темнело — а вокруг горы и темнеет быстро — а надо ещё создать себе ночлег, желательно, с костром и не посреди посёлка.
Стопил я в одну сторону, а остановилась машина, едущая в другую — в город. Меня по-украински спросили, куда мол, путь держишь, добрый человек. Я ответил, куда, и мне предложили довести меня до места, только сперва по делам заехав обратно в Рахов. Что ж, отказываться? И я сел в машину. За рулём была белобрысая девушка с короткой стрижкой и в теле, а пассажирами сидели два усатых мужика, удивительно похожие друг на друга. Были они «венгерами», но мама — полька, а отец немец. Два брата, значит, а девушка за рулём — их племянница. На мой вопрос, как же это вы венгеры, коли родители полька да немец, усатые мужики ответили, что после войны документы на веру писались, и мудрая мать записала себя и мужа венграми — венгров, похоже, не высылали из Закарпатья, в отличие от поляков и немцев. Пришлось ей выучить венгерский и детей учить тоже по-венгерски. Ходили все венгры в католический костёл, что на центральной площади Рахова. А на Говерлу все местные считают долгом зайти хоть раз в год. Вокруг Говерлы замечательные грибные места. А на румынской границе стоит Чёрная Гора, где прятался Олекса Довбуш — карпатский Робин Гуд. В древние времена он ходил с топором, жил в со своими хлопцами в дубах и отбирал деньги у панов, чтобы потом раздать их бедным. В Рахове он делил деньги с народом, отсюда и название города: от «рахувати» - считать. Пуля его не брала, а сгубила народного героя баба. Она выведала, что убить Довбуша может только выстрел пшеницей. Так и погиб карпатский герой — от предательства женщины. Добрым молодцам урок...
Сделав своё дело в городе, венгерские родственники повезли меня за двадцать километров, в сторону Говерлы. Как потом оказалось, им вовсе не нужно было в ту сторону — меня просто так подвезли. Лишние двадцать кэмэ. Потому что «у нас принято помогать друг другу. Этой весной мы соседу все вместе сарай для скотины построим, а зимой мне люди помогут дрова заготовить на следующий год». На «семёрке», на которой меня везли, оказывается, самого Януковича на Говерлу возили. У молодой венгерки была и нормальная машина (она работала в городе в банке), но на нормальных в Карпатах не поездишь, а «жигуль» - в самый раз.
Сперва меня решили высадить возле военной части, откуда пограничники отправлялись нести службу на заставах вдоль румынской границы. Но провезли дальше, в посёлок Богдан, где была пекарня - «свежего хлеба купишь». Пекарня была закрыта, а на следующий день было воскресение. Выйдя из машины и от всей души поблагодарив моих спасителей, я направился к пекарне, не зная о том, что она заперта. Там стояли местные мужики. Я обратился к ним сперва с вопросом о пекарне. Один парень подошёл и пожал руку. Затем я выяснил, где мне поставить палатку. И мне подсказали идеальное место на горе. С цивильным родником, костерищем и ровным местом на склоне для палатки. Пока ещё не совсем стемнело, я под дождём принялся ставить палатку, искать дрова и разводить костёр. Огромное наслаждение — просто сидеть одному в темноте посреди заповедного леса, слушать шум горной реки, ощущать капли дождя на лице, теплоту и терпкость чая на губах и гармонию в сердце.
Утро подарило мне незабываемые картины природы, прекрасную ключевую воду и ясную, жаркую погоду. Я отправился дальше по дороге, планируя пойти к Говерле по Черногорскому хребту (ограниченному Говерлой на северо-западе и Чёрной Горой на юго-востоке). Выйти на хребет я планировал с вершин, подходивших к самой дороге. Шёл я по дороге, а навстречу попадались местные жители. Все одаривали меня прекрасным всеславянским приветствием «добры дэнь!» С кем-то я останавливался и заговаривал, рассказывая вкратце о моём путешествии. Все сокрушались, узнав, что я иду «сам», как та словацкая старушка в Прешове. И говорили в напутствие «Бог ти помогай», что было особенно приятно. В одном посёлке на просьбу купить молока мне принесли литр «кефира» (простокваши), ведь все коровы на горных пастбищах. Денег не взяли вовсе. На моё «большое Вам спасибо» ответили, что надо благодарить так: «Молить Бога за Вас буду!» Проходил мимо православной церкви. Много народу. Вообще, все сёла полны ребятишками и людьми всех возрастов. Люди не выглядят пьющими, а дома все крепкие и у всех, практически, есть скотина. Но, как оказалось, молодёжь вся разъезжается по городам на осень-зиму-весну, а всё хозяйство держится на стариках. Но всё равно, я был поражён тем ДОБРЫМ отношением людей, которое я ВПЕРВЫЕ в жизни встретил в таком количестве в Закарпатье. Ощущение, что попал в другой мир. В дореволюционный мир. В старую монархию, где люди жили с Царём В ГОЛОВЕ: с Царём Небесным и Земным Государем. И страшно то, что ПРАВИЛЬНОЕ отношение людей ко мне показалось мне НЕНОРМАЛЬНЫМ. Потому что, очевидно, норма теперь — неправильная.
После Закарпатского рая (сходство с раем земным придавали и украшенные ленточками Распятия вдоль дороги, и крепкие дома, крытые по стенкам лемехом, и ромашковые склоны гор, и умилительные жеребята, и шестилетний пастушок с ветлой, и белые облака на синем небе над зелёными горами) я отправился в леса. На вершине первой же горы мне встретился такой бурелом, через который пришлось перелезать, а потом спускаться с набраной тысячной высоты, как по пути наименьшего сопротивления. Карта не помогла, и я заплутал у подножья гор. Тогда я решил просто идти на север — и снова полез на гору. Это было тем более увлекательно, что мне пришлось потом с этой горы снова слезать по другому склону и снова до самого низа. Там у подножья я вышел на дорогу, которая была «официальной» автомобильной трассой на Говерлу. За неимением времени я не отважился больше шариться по лесам в поисках главной хохляцкой вершины, а просто пошёл по этой дороге на восхождение. По дороге мне встретилась машина, полная хохлов, но с чешскими номерами. Следует отметить, что в Чехию едет очень много жителей братской Украины на заработки. (Говорю «братской» без всякой иронии — именно братские чувства я испытываю к стране и её народу. А как и иначе?)
Также по дороге на Говерлу в воскресение встретились мне русины, воспользовавшиеся временем, чтобы устроить пикник. После некоторой заминки морального характера я обратился к этим людям с просьбой разрешить написать эсэмэску матушке, поскольку мой норвежский номер отказался работать в суровых украинских условиях. Мне сразу дали телефон, а потом мы немного разговорились. Я от всей души говорил комплименты их родному раю-краю. Мне подсказали, где можно поставить палатку по пути на гору, я поблагодарил и поплёлся дальше в путь. И тут меня окликнули и пригласили поесть вместе с ними. А я сглупил и отказался. Неудобно... Неудобно на ёжике сидеть, как говорится. А в тот момент мне в голову не пришло это выражение, а ум мой был слишком устремлён к предстоящей разбивке бивака. Ну, проехали.
Бивак разбил на мисце вiдпочинку, то бишь месте отдыха, намереваясь отправиться на восхождение завтра с утра пораньше и планируя доканделябать до вершины часа за три. Я проходил через сказочные карпатские леса из бука, ели и пихты. На восхождение ушло пять часов. На вершине Говерлы я встретил группу юных туристов из Винницы и немного пообщался с их руководителем, который поведал, как на Украине ещё держится туризм. Уходя по снежной тропе на спуск, я услышал предложение этого руководителя поделиться с москвичом сгущёнкой, которое, по всей видимости, не очень было поддержано группой. На склоне мне встречались группы школьников. А потом я разговорился с двумя парнями из Луганска. Они приехали с девушками и с маршрутом. На мой вопрос «А правда там на вершине конституция замурована?» они ответили «Да хоть бы они сами себя там замуровали!», адресуя реплику власть имущим. И такое отношение к «Юльке» и Ющенку я встретил повсеместно. В том числе, на Ивано-Франковщине. Ненародное правительство. И всё только становится хуже. После Оранжевой революции деньги просто взяли — и из одного кармана в другой переложили. Так говорят местные.
Спустился я с Говерлы, а да посёлка 23 кэмэ. Шесть до трассы и остальные по ней. И машины, как все говорили, за просто так не повезут — водители избалованы туристами. Вот это ситуация... А у меня задача: посмотреть Яремчу, Ивано-Франковск и добраться до Львова сегодня же. О-па!
Ладно, опросил водителей автобусов: все заказные и дожидаются своих групп, которые я только что видел на склонах Говерлы. Идём. До трассы дошёл, иду дальше. Присел тут отдохнуть и в молитве обратился к Николая Угоднику и апостолу Филиппу, покровителю автостопа (Деян. VIII, 26-31). И сразу услышал звук закрывающейся двери иномарки. Посреди леса-то! Я сразу поднялся и поспешил вперёд по трассе, по направлению ко звуку. Только прохожу метров пятьдесят — выезжает из леса джип. Молодой парень и дед. И подвезут меня за просто так до Яремчи, столицы гуцульских промыслов! Спутники мои сами из-под Франковска, а и от них дурного слова в свою сторону или в сторону русских не услышал. Вообще, за всю поездку — только доброжелательность. Ну где враждебность? Мне интересно: кто вещает о враждебной Западной Украине, сам там бывал хоть раз?
А дед в машине, увидев милицейскую машину, со злостью произнёс: «У, менти погании!» В Польше я встречал похожее отношение. Это нас тоже роднит — отношение к «органам».
В Яремче я сполоснулся в великой реке Прут и пообщался с местными пацанами. Понравилось, что они говорили по-украински, а я по-русски. А позже был Ивано-Франковск. Милый, уютный, зелёный город с костёлами и церквами. А вечером я прибыл во Львов. Дорогу в городе мне мне показал профессор мехмата, на удивление, «не знавший» русского. Ничего, и так пообщались. Про Новосибирский академгородок, где была сильная научная база и про расцвет Львова, пришедшийся на время австрийского владычества.
На другой день я гулял по Львову. Город парков и соборов, пыльных улиц и кривых переулков. Стоит дом-утюг: слева мостовая спускается вниз, справа — идёт в гору, а на балконе сушится пёстрое бельё. Это ли не шарм? Единственными туристами были поляки. До войны никакими украинцами во Львове и не пахло — это польский город. Львовский замок разобран на стройматериалы поляками же. Обрывок разговора по-русски: «За державу обидно!» Мужики беседуют: «Двое по бокам встали, один спереди «Дай закурить». Ну, я думаю, ща начнётся — и, так, раз ему с правой!» Иду по улице в центре города — и вдруг оказываюсь посередине леса. И вновь на шумной улице. Дед в немецкой фуражке за лотком националистической литературы за то, что я ему лишнюю сдачу вернул: «Честь!» Пиво разливное за 4,50 — Старое Мiсто. Киевлянка Аня и русская Ира: «Все нормально живут, никто против русских не выступает особо, а на националистов — их десять человек, может — не обращает внимания никто».
Во Львове меня приютила замечательная русская семья Мельниковых. Я оказался в советской квартире в сталинском доме. Меня приняли по-русски, гостеприимно и очень тепло. Совсем, как дома. Но хозяева на мои расспросы рассказали про нелёгкую жизнь на Украине. Нелёгкую не для русских — для всех. А потом, в поезде Львов-Москва, я сам видел незасеваемые поля, семейные наделы, распахиваемые лошадьми — возвращение в девятнадцатый век. А сосед по плацкарту, львовский десантник, поведал об украинской армии. ВДВ у них больше не прыгают с самолётов — керосин дорогой. Прыгают с Ми-8 и зовутся аэромобильными частями. Стоят по старой стратегии — на западных границах. После создания «Солидарности» в Польше их бригада (теперь полк) была нацелена на объекты в Малой Польше. Армия, в общем, боеспособная, по его словам, но ГСМ катастрофически не хватает. Гражданские повара варят еду, и это хорошо. Офицеры ВДВ подготовлены по-советски, добротно, только на голом энтузиазме держатся. Что-то мне это напомнило...
Над вершиной Говерлы летал чёрный ворон...
А полька Камилла готова принять православие ради того, чтобы на венчании на неё надели корону...
******************************
* Русѝны — потомки жителей древнерусских княжеств, проживающие сейчас, по большей части, в Закарпатье, Галичине и на Буковине. Имеют свой собственный язык (диалекты), относящиеся к восточно-славянской языковой группе. Не признаны на Украине в качестве отдельного этноса. См. доп. лит.
********************************
Практические советы путешественнику:
в Польше подходите в справочное бюро и спрашивайте про нужные вам поезда, просите распечатки с расписанием — не верьте компьютеру. Сами поляки не могут разобраться со своим транспортом.
Из Прешова на Кощице и Украину хороший выезд, который используют местные: идти по трассе не до конца города, а стопить, где пустырь по правой стороне и железнодорожные пути и брошеные вагоны. Перед эстакадой. Оттуда стопят словацкие студенты
Лучшее время стопа в Словакии — пятница
В Ужгороде есть гостиница советского типа за 80 гр. в сутки. Идти от границы, гостиница по левой стороне, за второй заправкой
Все ценные вещи — под голову. Особенно в кемпинге и в черте города. Выход палатки можно закрыть колышками
Лучше в Польше обзавестись поляком и с ним путешествовать: реально помогает. Мало кто по-английски говорит.
Из румынских сёл вдоль реки Тисы лучше выезжать автобусом: весь трафик локальный, а сёла тянутся на десятки километров
Из Ужгорода лучше не пожалеть 7,50 гр., 50 минут до Мукачево, а потом в удовольствие стопить.
В Карпатах везде родники и дрова
Выше линии роста леса не выходить в дождь — молнии собирают свой урожай мертвецов каждый год.
Лучше в спасслужбе всегда регистрироваться (Ворохта и где-то ещё)
Носите тельняшку с начёсом и в жару, и в холод. И не пахнет!
В этнографическом музее во Львове всего один зал работает, зато можно сувениры купить.
